top of page

Горбовская  Екатерина Александровна 

1964

Вы, кажется, совсем забыли обо мне,
а я еще жива, а я еще вполне.
А я еще могу соврать, что не солгу.
Я всё еще могу. И тундру, и тайгу.
Руками и на зуб, чтоб апосля кина
не спрашивать у жизни, приснилась ли она.

 

 


Сахар не сахар, мед не мед –
живу себе не горюю:
какие-то деньги он мне дает,
какие-то я ворую.

Хочешь, чтобы было кисленько –
выпей рислинга.
Хочешь, чтобы было сладенько –
вона Наденька.

Хочешь завтра кормить червей
с дырочкою в жилете –
купи мне щипчики для бровей
и браслетик.

Екатерина Горбовская

Я же не просто по дому хожу — 
Я же с ума потихоньку схожу,
Я же по тонкому-тонкому льду
На Вашем коротком иду поводу.

Ни звука, ни света, Вы — там, а я — здесь —
Меня как бы нету, а Вы как бы есть.
И сколько веревочке этой ни виться —
Кому-то придется на ней удавиться.
------------------------------
Вот была б я молоденькой, худенькой —
Я б такие носила платьица!
А тут в зеркало глянешь — Господи!
Ну, на что тут, скажите, тратиться...

А с тех пор, как между нами всё кончено,
Мне повсюду мерещатся белочки,
Тараканы и всякие прочие
Быстробегающие мелочи.
И я даже была у доктора.
Доктор выслушал — и расстроился,
Говорил мне про симптоматику, 
И про то, что за этим кроется...
Вот была бы я старенькой, кривенькой —
Я взяла бы тебя на жалость,
Я б схватила тебя,
Тряслась бы вся —
И держалась, держалась, держалась...

Отдайте мои электронные письма,
Чтоб я их сожгла на оплывшей свече –
Несдержанность слова, растерянность мысли,
Кричащие страсти в альтовом ключе.
Возьмите всё то, что осталось в осадке:
Несдержанность мыслей, растерянность слов –
Всё то, что хранится в заветной тетрадке,
Не оставляя ненужных следов.

Я думала, что главное в погоне за судьбой –
Малярно-ювелирная работа над собой:
Над всеми недостатками,
Которые видны,
Над скверными задатками,
Которые даны,
Волшебными заплатками,
Железною стеной
Должны стоять достоинства,
Воспитанные мной.

Когда-то я так думала
По молодости лет.
Казалось, это главное,
А оказалось – нет.

Из всех доброжелателей никто не объяснил,
Что главное, чтоб кто-нибудь
Вот так тебя любил:
Со всеми недостатками,
Слезами и припадками,
Скандалами и сдвигами
И склонностью ко лжи –
Считая их глубинами, считая их загадками,
Неведомыми тайнами твоей большой души.

Екатерина Горбовская

Без блюза не было бы джаза.
Но суть не в этом.
Есть школа, есть система, база
игры дуэтом.
Гортанных звуков несгорание
в миг апокалипса.
Умение схватить дыхание,
когда навалится
вся эта туша бегемота:
круги, рефрены,
все эти слезы, йоты, дзоты,
отжимы, пена,
все эти сломанные свёрла,
вся эта изморось...
и паузу держать за горло,
чтобы не вырвалась,
пока лицо приобретает
оттенки серого.
И говорят, что помогает.
Блажен, кто веровал.
Но не стреляйте в пианиста –
хорош ли, плох ли:
без джаза не было бы твиста,
и мы бы сдохли.

Екатерина Горбовская

 

Собака лает, ветер — носит:
Что не поймет, то переспросит,
Что переспросит — то забудет,
Что не забудет — то и будет...
А я в знамениях и знаках
не то чтоб «да», но понимаю.
Вот Вам гадали на собаках?
Хотите, я Вам погадаю.
Там, за четвертым километром
Есть огород с большими псами —
Я им скажу про Вас.
Но с ветром
Вы договаривайтесь сами.

Екатерина Горбовская

 

День начнется как всегда.
Я вам рада, господа.
Я от вас уже устала,
но еще не перестала
не хотеть идти туда,
где вас нету, господа.
А когда я перестану,
я пред Господом предстану —
без одежек, без сережек,
без привычных ручек-ножек,
в неизвестном мне обличье,
и скажу Ему по-птичьи:
«Ой…
Боже мой…»

 

Екатерина Горбовская

Зверь знакомится с ловцом,
камень мечен.
Я утешу вас словцом,
больше нечем:
…вы сойдёте как с икон византийских,
поцелуете далёких, как близких,
вам насыплют в закрома карамели,
и, конечно, будет свет в том тоннеле.
Как заметил ваш астролог,
будет звёздно.
Но для тех, кому за сорок,
уже поздно,
время – мёртвая вода
в дни кислотные.
Вы не звери, господа,
вы животные.

Екатерина Горбовская

Вот приходи и запиши,
что во спасение души
любые танцы хороши,
коль песни спеты.
Когда чернеет серебро,
тогда кончается ситро,
и надевается перо
другого цвета.
И в этом чёрном па-де-де
под чьи-то выкрики «не бздэ!»
моя Одилия спасёт мою Одетту.
И будь хоть грудь моя в крестах,
хоть голова моя в кустах —
нас во дворе учили бить —
поддых — и в пах.
А кто не смог — тот не жилец,
тот балерина.
Всё записал? Ну, молодец,
гуляй, рванина.

Екатерина Горбовская

Нас живых поменяют на мёртвых,
Нашу сказку расскажут не так
Незнакомые люди в двубортных,
Неприятных для нас пиджаках.
Наши дети родят наших внуков,
И на Землю опустится день.
Самых лучших сыграет Безруков.
Вот такая, товарищи, хрень…

ЕКАТЕРИНА ГОРБОВСКАЯ

А по весне в открытое окно
Влетит такое маленькое «но»
Она проснётся – а оно в груди
Он: «Что с тобою?» –
Взвизгнет: «Отойди!»
...Она начнёт глядеть издалека,
Она начнёт струиться, как река,
Закатывать глаза, цедить слова,
Снимать себе пылинки с рукава
И бегать на Центральный телеграф
А он её убьёт и будет прав.

Екатерина Горбовская.

Пророчество.

Заиндевевшая судьба,
Как неуютная изба,
Вам предоставит
Свой неуют, свои углы,
Где мыши опытны и злы,
Где крыша давит.
Вам будет страшно засыпать
И плохо спаться...
Как вы могли так поступать -
И не бояться
Того, что я вас прокляну -
Однажды, отходя ко сну,
Забыв поплакать.
А я же ведьма, я могу,
Прокляв, судьбу согнуть в дугу
И бросить в слякоть.
Я отомщу за те дожди,
За злое слово "уходи" -
За все, что было.
За лестницу, что вниз ползла,
Таща перила...
А впрочем, я не помню зла.
Я пошутила.

Екатерина ГОРБОВСКАЯ

И на кого ж вы это тратите
свои прекрасные глаза?
Зачем вы нервы мне лохматите,
она ж паршивая коза —
я что ль не знаю эти россыпи:
инфекционный дерматит.
Она ж такая простигосподи,
что вряд ли Господи простит.
А я затем дышу вам в лацканы,
что я вас тут всю жизнь ждала,
я знаю, как вы недоласканы,
и как вам хочется тепла.

Но только, чур, я лягу с краю,
чтоб не задеть потом ваш сон,
когда похмельный крик ворон
мне повелит убраться вон —
ведь я вас знаю, самураев,
со всех подветренных сторон:
с утра проснетесь хороши,
и вам подай хлебнуть души.
А я душой страшнее паводка,
пройдусь — оставлю буераки...
И не такая уж я ягодка,
какой казалась в полумраке.

Екатерина ГОРБОВСКАЯ

Весна прикинулась зимой —
Бездарно как-то, неумело,
И неопрятной бахромой,
Висит метель. Мне надоело.
А ты все про мои глаза,
К тому же, не своими фразами:
Сперва сказал, что бирюза,
А под конец назвал алмазами.
…А за окном опять метели,
Когда же это прекратится?..
Ну подожди хоть две недели,
Я не могу сейчас влюбиться.

-----------------------

Екатерина Горбовская

 

Она увидела Париж и умерла.
И это, в общем, всё о ней. Почти что.
Ну, шляпка воронёного крыла,
ну, туфельки-две мышки, ну, пальтишко.
Ну, три аборта – кто ж теперь без них,
когда вокруг такая рыбка ловится.
Приплыл – уплыл серебряный жених,
принц августейшей крови и сукровицы.
Зато урок для сердца и мозгов
про то, что на войне как на войне.
Зато осталась пара жемчугов
и подлинник какого-то Моне.
Зато сирень… 
– Вы видели сирень?
Вдыхали ароматы этой блажи,
сулящей ночью слёзы и мигрень?
Скажите, милая, сирень у нас всё та же?
Я так хочу на улицу, мой друг,
мне доктор не велел, но мы не скажем.
Я вас прошу, вон там в шкафу утюг
и платье тёмно-синее с корсажем…
Мы выйдем и пройдёмся до угла,
вы мне расскажете, какая нынче мода… 
Она увидела Париж и умерла.
Спустя три дня. И семьдесят три года.

bottom of page