Перечитывая букварь
Александр Маркман
В месяц майских жуков, в год, который могу различить я
лишь ладонь распластав козырьком или память прищуря,
я корпел над тетрадкой, пытаясь открыть в алфавите
свой закон перехода от звука к условной фигуре.
Содержание книг заключалось не в белом, но в чёрном, ненасытно листая страницы, мгновенья и флаги,
я любил наблюдать, как свинцовые буквы покорно
фиолетовым кружевом стынут на гибкой бумаге.
Помню азы и буки не меньше стремленья к свободе,
это всё остаётся на мне как родимые пятна.
Не тогда ли чуть слышно шепнули Кирилл и Мефодий,
что сердца надо жечь не четвёртым их знаком, но пятым?
После этой подсказки живётся значительно легче,
я влюблённее стал и сильней и, быть может, умнее,
но, увы, до сих пор, глядя в логово письменной речи,
я читаю узоры, которых понять не умею.
Перелётная книга, ценимая в несколько гривен,
освещает мой путь как несущая счастье примета.
Так в минуты, когда впереди целлофановый ливень,
вспоминаешь детали оставленных сзади предметов.
1987, Баку
Лубок
Александр Маркман
А кому какое дело, что журавушка летела
не с постылым клином вместе, а напротив супротив?
Накурлыкивала нечто, что продольно-поперечно
и с изрядной долей домысла сошло бы за мотив.
Снизу купол золочёный да тиран разоблачённый,
ходит-бродит кот учёный, катит речка в озерцо,
обязательна берёза по законам симбиоза -
вот и мир простой, простите, как колумбово яйцо.
Ай-да до чего ж вы далеки
ой вы, бабы-мужики,
а на миленькой сторонушке
да развесёлые деньки.
А кому какое дело, то ли птица то ли дева,
то ли с ней окольцеваться то ль пойти на сеновал?
Не её ловили сети, не в неё охотник метил,
а, когда бы даже метил, всё одно бы не попал.
Ты - и гарпия и ангел, ты - и в центре и на фланге,
над рыбёшками Эшера, над кувшинками Моне.
Объясни мне, дурню, птица, что за ё-моё творится
заговор ли тут над раной или заговор в стране.
Ай-да когда ты выше крыш
разве что-то разглядишь?
И родимая сторонушка
отселе краше, чем Париж.
Не с постылым клином вместе из любови да из мести.
вот причины, по которым вся она до потрохов
извелась пока летела, но кому какое дело,
лицемерие, скажу вам, - самый честный из грехов.
Сим картинкам шесть на девять наше право не поверить,
больно яркие улыбки, дюже буйные цвета.
Переменишь угол зренья и является прозренье:
сунет грека в реку руку, а река уже не та.
Там я кровинушкой в клеще,
здесь ты снежинкой на плаще.
Эх, разлюбезная сторонушка,
тебя и не было вобще.
1999, Сан-Диего.
Маркман Александр Борисович
8 июля 1969
