top of page

Ромащенко Нина Михайловна ("Ромаха")

 23.09.1947 -  15.03.2017)

В Зурбагане, в горной, дикой, удивительной стране...

ст. Александра Грина,

муз. Нины Ромащенко

 

В Зурбагане, в горной, дикой, удивительной стране,

Я и ты, обнявшись крепко, рады бешеной весне.

Там весна приходит сразу, не томя озябших душ, -

В два-три дня установляя благодать, тепло и сушь.

 

Там, в реках и водопадах, словно взрывом, сносит лед; Синим пламенем разлива в скалы дышащее бьет.

Там ручьи несутся шумно, ошалев от пестроты;

Почки лопаются звонко, загораются цветы.

 

Если крикнешь - эхо скачет, словно лошади в бою;

Если слушаешь и смотришь, - ты, - и истинно, - в раю.

Там ты женщин встретишь юных, с сердцем диким и прямым,

С чувством пламенным и нежным, бескорыстным и простым.

 

Если хочешь быть убийцей - полюби и измени;

Если ищешь только друга - смело руку протяни.

Если хочешь сердце бросить в увлекающую высь, -

И глазам, как ворон черным, покорись и улыбнись.

Из рассказа "Вокруг света"

В мгле рассвета побледнел ясный ореол звёзд...

ст. Александра Грина,

муз. Нины Ромащенко

 

В мгле рассвета побледнел ясный ореол звёзд,

Сон тревожный, покой напрасный трудовых гнёзд

Свергнут небом, где тени утра плывут в зенит,

Ты проснулась - и лес дымится, земля звенит;

 

Дай мне руку твою, ребёнок тенистых круч;

Воздух кроток (тонок*), твой голос звонок, а день певуч.

Там, где в зное лежит пустынный, глухой Суан,

Я заклятью предаю небо четырех стран;

 

Бархат тени и ковры света в заревой час,

Звезды ночи и поля хлеба - для твоих глаз.

Им, невинным (задорным*) близнецам смеха, лучам твоим,

Им, зовущим, как печаль эха, и только им,

Тьмой завешенный - улыбался голубой край

Там, где бешеный ад смеялся и рыдал рай.

 

Из рассказа "Трагедия плоскогорья Суан"

Матросская

ст. Александра Грина,

муз. Нины Ромащенко

 

Кто спит на вахте у руля,

Не размыкая глаз?

Угрюмо плещут (Трепещут глухо*) лиселя,

Качается компас,

И ждет уснувшая (унылая*) земля

Гостей весёлых - нас.

слабеет сонная рука,

Умолк, застыл штурвал,

А ночь - угроза моряка -

Таит зловещий шквал,

Он мчится к нам издалека,

Вскипел - и в тьме пропал.

Пучина ужасов полна,

А мы глядим вперёд,

Туда, где знойная страна

Красотками цветёт.

Не спи, матрос! Стакан вина,

И в руки - мокрый шкот!

Мы в гавань с песней хоровой

Ворвёмся, как враги,

Как барабан - по мостовой,

Весёлые шаги!

Проснись (Не спи*), угрюмый рулевой,

Темно, кругом - ни зги!

 

*вариант исполнителя Из рассказа "Остров Рено"

Джон Манишка

ст. Александра Грина,

муз. Нины Ромащенко

 

Не ворчи, океан, не пугай.

Нас земля испугала давно.

В теплый край -

Южный рай -

Приплывём все равно.

 

Хлопнем, тётка, по стакану!

Душу сдвинув набекрень,

Джон Манишка, без обмана,

Пьет за всех, кому пить лень!

 

Ты, земля, стала твердью пустой;

Рана в сердце... Седею... Прости!

Это твой

След такой...

Ну - прощай и пусти!

 

Южный Крест там сияет вдали.

С первым ветром проснётся компас.

Бог, храня

Корабли, Д

а помилует нас!

 

Из рассказа "Корабли в Лиссе"

Корабли отплывают в Лисс

ст. Павла Когана (1936),

муз. Нины Ромащенко

 

Снова месяц висит (повис*) ятаганом,

На ветру догорает лист.

Утром рано из Зурбагана

Корабли отплывают в Лисс.

 

Кипарисами машет берег.

Шкипер, верящий всем богам,

Совершенно серьёзно верит,

Что на свете есть Зурбаган.

 

И идут паруса на запад,

Через море и через стих,

Чтоб магнолий тяжёлый запах

Грустной песенкой донести.

 

В час, когда догорает рябина,

Кружит по ветру жёлтый лист,

Мы поднимем бокал за Грина

И тихонько выпьем за Лисс.

 

*вариант исполнителя

Зурбаганский стрелок

ст. Александра Грина,

муз. Нины Ромащенко

 

У скалы, где камни мылит водопад, послав врагу

Выстрел, раненный навылет, я упал на берегу,

Подойди ко мне, убийца, если ты остался цел,

Палец мой лежит на спуске, точно (твёрдо*) выверен прицел.

И умолк лиса-убийца; воровских его шагов

Я не слышу в знойной чаще водопадных берегов.

Лживый час настал голодным: в тишине вечерней мглы

Над моим лицом холодным грозно плавают орлы,

Но клевать родную падаль не дано своим своих,

И погибшему не надо ль встать на хищный возглас их?

Я встаю... встаю! - но больно сесть в высокое седло.

Я сажусь, но мне невольно сердце болью обожгло,

Каждый, жизнь целуя в губы, должен должное платить ,

И без жалоб, стиснув губы (зубы*), молча, твёрдо уходить.

Нет возлюбленной опасней, разоряющей дотла,

Но ее лица прекрасней клюв безумного орла.

 

 

*вариант исполнителя Из рассказа "Зурбаганский стрелок"

bottom of page